Ермак печь: официальный сайт поставщика по Москве и России!

14 января 1942 года, фюрер Германии – Адольф Гитлер, издал приказ, в котором говорилось: «Всякое снисхождение, человечность по отношению к военнопленным, строго порицаются. Всякая задержка с применением оружия против них опасна».

фото: libmir.com

Равенсбрюк, Бухенвальд, Дахау, Майданек, Освенцим: страшные названия, как и надписи на воротах. В Бухенвальде: «Каждому свое», в Освенциме: «Труд освобождает» (да, он освобождал, но только посмертно).

До сих пор историки спорят о том, сколько людей уничтожили фашисты в лагерях Аушвиц и Аушвиц-Биркенау – так немцы называли лагеря смерти возле польского города Освенцим. Кто-то говорит о 1 000 000 человек, кто-то о 5 000 000, но еще живы те, кто может рассказать нам правду.

«Когда б мне кто-то сказал, что здесь были не крематории, а это были печи для выпечки хлеба для заключенных, я б ему плюнул в глаза, а еще лучше по роже дал бы, чтоб ты, говорю, попал туда сам и испытал все это.

Когда это на наших глазах все делалось, мы здесь были», – Игорь Малицкий, майор в отставке, профессор, бывший узник фашистских концлагерей Терезин, Освенцим, Маутхаузен.

«Здесь очень, очень много погибло народа. Про лагерь Освенцим, так и сказано, что он уничтожил 5 121 000 человек, из них 800 000 детей».

Уничтожить миллионы не просто, на это потребовались гигантские ресурсы. Для того чтобы подвозить людей, было использовано огромное количество подвижного состава: паровозов, вагонов. Немалые человеческие силы были брошены на охрану лагерей и поддержание в них административного порядка, в крематориях сожгли тонны угля, и это происходило во время тяжелейшей войны, когда на счету был каждый человек, каждый паровоз, каждый килограмм угля или литр мазута.

Зачем же фашисты из года в год вели эту гигантскую работу? Для того чтобы очистить Европу от низших рас? Нет, не только. По признанию бывших эсэсовцев, каждый узник приносил гитлеровцам почти полторы тысячи рейхсмарок чистой прибыли, только на пленных из Советского Союза Третий рейх заработал более 75 000 000 000.

«Здесь химические заводы разные были, эти же заводы на заключенных испытывали то, что они там производили: химические материалы разные, лекарства».

Березки, пруд, заросший осокой, – идиллия, но на берегу не зря стоят черные камни. В этот пруд, расположенный недалеко от крематория, высыпали пепел сожженных людей. В Освенциме уничтожено более 5 000 000 человек, сколько из них нашли упокоение в этом пруду, точно неизвестно, но это сотни, сотни и сотни тысяч. Это самая большая Братская могила на Земле!

Валентина Сергеевна Ермак была узницей концлагеря Равенсбрюк. Здесь тоже было такое озеро, в него сбрасывали пепел, в который превращались человеческие тела в результате круглосуточной работы газовых камер и печей в крематории.

«Были люди, которые не могли подниматься, не могли принимать пищу самостоятельно. Так натянули палатку 15-ти метровую невдалеке от крематория и туда складывали этих людей, как дрова, просто на асфальт. Они медленно умирали, и их сразу же передавали в крематорий. Там же на берегу было огромное озеро, такое хмурое, холодное озеро. В озеро выгружали оставшийся не востребованным пепел из крематория, а также продавали пепел». 

В Освенциме пепел тоже фасовали по жестяным банкам и продавали или просто по железной дороге вывозили на поля в Германию. Из сожженных человеческих тел получалось прекрасное удобрение. Отсюда гнали эшелоны с пеплом. Обратно в них же привозили заключенных и тут же сортировали.

Газовые камеры

Физически слабых, а кроме них, маленьких детей и дряхлых стариков, тут же отправляли в крематорий. Путь их заканчивался в одном из пяти крематориев Освенцима: в одном помещении узников раздевали и гнали в газовую камеру. После газовых камер их тела попадали в печь, трубы крематория дымили день и ночь, круглые сутки.

«Когда мертвых жгут, тогда дымок такой беленьких небольшой, а когда живых, так дым черный и метров на пять с трубы, труба высокая, еще метров на пять огонь, так горит жир этот, живое тело», – Валентина Демидова, ветеран войны, бывшая узница концлагеря Аушвиц-Биркенау.

А до того как сами же узники построили крематорий, людей сжигали просто в огромных ямах под открытым небом. Впрочем, жгли таким образом и после, когда пять крематориев Освенцима и Биркенау с их немалой пропускной способностью перестали справляться с нагрузкой.

«Приводят туда этих евреев и туда к ним газ. Они раздетые уже, прямо сами идут к этой выкопанной яме, в которой горит огонь, а они идут прямо живьем туда сами, они же одурманенные этим газом», – вспоминает Валентина Демидова.

Демидову как-то тоже загнали в газовую камеру, в которой, как она прекрасно знала, оборвались жизни сотен тысяч людей. Как выяснилось позднее, просто переждать дождь – конвойные не желали мокнуть, но тогда-то она этого не знала, а потому просто стояла и ждала.

«Безразлично как-то было, потому что мы знали, что это конец, а когда этот конец наступит, мы не знали…»

Тех несчастных, кого не сожгли в крематории сразу, а посчитали годными для работы на великий рейх, отправляли в карантинный блок или барак.

«Стоял эсэсовец, когда нас в карантин привезли. Разделись догола все, и вот он ходит, смотрит, одного посмотрел, второго, как только «обрезанный», то выходи, выходи сразу. У меня был друг татарин, он не еврей… Я немцу и говорю: он татарин, татарин – мусульманин!» Немец протянул: «А, ну тогда иди назад».

Там же, в карантинной зоне, всем узникам выдавали винкель – треугольный кусок цветной материи – каждый заключенный имел право передвигаться по лагерю, только с таким нашитым на одежду знаком.

У уголовников винкель был зеленым, священнослужителей – фиолетовым, у политических узников (а под такую категорию автоматически попадали все русские) – красным. Кроме того, именно в Освенциме придумали клеймить людей, выкалывать у них на теле номера.

Клеймили специальной машинкой, которая «пробивала» на коже весь номер сразу, потом в образовавшиеся ранки втирали чернила.

«Я вырос среди лошадей, а когда приходили новые лошади, им на крупе выжигали клеймо – тавро. Ну и я подумал, это ж нас превратили в скотину…».

Даже деревянные бараки, в которых содержались узники в лагере Аушвиц-Биркенау (это стандартные немецкие конюшни) в разобранном виде привозили из Германии. Окна в крыше в одно стекло, ворота вместо двери, щели такие, что по воспоминаниям узников, мгновенно выдувало все тепло, которое давали убогие камины, если их, конечно, вообще находилось, чем топить. Нары в три этажа, в каждом бараке по 2 000 человек.

«Верхние места считались лучшими. Во-первых, все тепло выше – раз, во-вторых, на тебя вши не сыпятся. Там вшей было – это ужас сколько вшей, как дождь сыпались на низлежащих. Представьте эту массу людей: грязных, потных, замученных – это ужас, тут запах стоял, что от одного только запаха можно было умереть».

Зато полумертвых от голода и болезней узников Освенцима на работу встречал и провожал оркестр, на клумбах цвели цветы, правда, только за забором. Внутри концлагеря, на территории, зелени не было. Траву вытаптывали, а деревья стояли голыми, потому что листву на них съедали, едва она успевала распуститься.

«В крематории N 1, первом, который был создан на территории лагеря, ставили опыты над нашими военнопленными. Это около 20 000 военнопленных солдат, которых пригнали сюда. На них испытывали газ, кристаллы газа «Циклон Б», и смотрели, когда они помрут все… И через три дня приходили и находили еще живых там. Это вы представляете, какие муки были? Ага, мало, значит, нужно добавить…».

Таким вот эмпирическим путем установили: для того чтобы гарантировано умертвить одного человека, требуется полмиллиграмма кристаллов газа «Циклон Б». Меньше – погибали не все, больше – получалось лишняя трата ценных химикатов.

Провокации и слухи.

Преступления фашистов ужасающи и очевидны, но в последнее время стало модно говорить не о зверствах фашизма, а о том, что якобы творили советские солдаты, например, врать о массовых изнасилованиях узниц концлагерей, своими же освободителями. Женщин, прошедших Освенцим, Бухенвальд, Дахау, Равенсбрюк, сегодня осталось не так много, но они остались.

«Это чушь! Они с нами, как с детьми своими родными обращались. Когда эти солдаты увидели нас, это трудно передать, у них слезы на глазах были и, значит, нам кушать, а тут (потом мы узнали – это их командир был) офицер, как закричит: «Не давайте им ничего!».

«Мы думаем: «Боже, какой жадный!». А он говорит: «Вы понимаете, что они сейчас все поумирают…», – Варвара Никитина, заслуженный учитель Украины, бывшая узница женского концлагеря Равенсбрюк.

Действительно, таких случаев, когда давно голодавшие люди с жадностью набрасывались на еду, а потом в муках умирали после освобождения было немало. Так что этот «жадный» командир спас глупым девчонкам жизнь, распорядившись, начинать кормить бывших узниц малыми порциями. Какое уж сексуальное влечение к ним, если на бедолаг без слез никто из солдат и взглянуть-то не мог, такими изможденными они были.

«Мы же были сплошные трупы, только глаза и все, больше ничего, все жилы были наверху».

Хотя в том же Освенциме для нужд господ-офицеров и их прихвостней, действовал публичный дом. Отбирали в него самых красивых девушек из числа тех, кто недавно поступил в лагерь и еще не успел превратиться в живой труп. Располагался лагерный дом терпимости здесь за особым рядом колючей проволоки, который отделял его от остальной территории.

Бордели Освенцима

Именно туда ходили вот эти бандиты, которые носили зеленый винт. То есть, там рецидивисты, воры всякие, которые были бригадирами, и за их хорошую работу, чем больше он убил своих подчиненных, тем лучше. Вот они получали карточку и ходили к этим женщинам. Но, конечно, женщины шли не добровольно, принудительно было. Причем они периодически их меняли, сжигали в том же крематории.

Тех, кто отказывался принимать участие в подобном, уничтожали сразу с особой жестокостью. Игорь Малицкий до сих пор вспоминает группу девушек, которую ежедневно вели по центральной аллее концлагеря, в сторону 10-го блока, где проводил свои опыты доктор Менгеле и его подручные.

«Мы все в полосатом, а они в гражданском, и повели их туда. На другой день опять повели. Ну я жду, мол, что их туда повели и назад привели. Мы же думали, что ведут новых и новых, а это, оказывается, что сюда их заводили, вот в этот 10-й блок, и что с ними только ни делали, какие только эксперименты. Причем делали эти разные операции над ними без наркоза. Отсюда никто никогда живой не выходил».

Между 10-м и 11-м блоками фашистами был устроен особый дворик, отгороженный от остального лагеря даже не колючей проволокой, а кирпичной стеной. Расстреливали в маленьком дворике между 10-м блоком, где проводились медицинские опыты, и 11-м блоком, в котором содержались проштрафившиеся смертники, а в подвалах были газовые камеры. На окнах – деревянные щиты, ставни. Узники затыкали уши, чтобы не сойти с ума. Затыкали, чтоб не слышать этого.

Эксперименты

Людей для опытов отбирали просто: строили, приказывали раздеться, а потом появлялся доктор Менгеле со свитой. Шел вдоль ряда, смотрел и периодически тыкал заключенного неизменным стеком. Иногда приказывал открыть рот и показать зубы. Он испытывал разные методы приращивания зубов. Вырывали зубы без наркоза, потом вставляли.

Доктор Смерть, Йозеф Менгеле, проводил свои медицинские опыты над людьми в 10-м блоке. Но Менгеле был далеко не единственным врачом, который ставил опыты на людях здесь, в Освенциме. Доктор Клаудберг, например, специализировался на том, чтобы разработать дешевый и быстрый способ стерилизации представителей низших рас: и мужчин, и женщин. Валентина Ивановна Демидова прошла через его лаборатории.

Мало того, что кастрировали, так еще же делали и разные опыты. Побывала в руках у подобного, с позволения сказать, доктора, но уже в концлагере Равенсбрюк, и Варвара Тихоновна Никитина.

«К сожалению, да, я не могу и не могла иметь детей. В Равенсбрюке я находилась под номером 19768. Это единственный чисто женский концлагерь, где всевозможные эксперименты, все что можно делали над нами, заключенными».

Подопытные в концлагерях жили, как правило, очень недолго. Но еще быстрее фашисты расправлялись с детьми. Работать они наравне со взрослыми мужчинами и подростками не могли, так что использовались лишь с одной целью. Считали, что самая лучшая кровь у этих голодных детей. Потому что дети голодные, кровь у них очень чистая и будет способствовать быстрейшему выздоровлению их солдат в госпитале.

Дети…

Первый эшелон с детьми пришел в Освенцим из Винницкой и Полтавской областей. Крохотных арестантов поместили в 19-й блок. Других узников к ним не допускали, хотя среди привезенных были малыши до двух лет, да и старшим едва исполнилось шесть. Некоторое время из блока доносились детский плач и крики, а потом наступила тишина.

«Я видел, это было утро, мы как раз и шли на работу, что здесь не убирали этих детских трупов. Они лежали на полу. У них брали кровь. Приходим с работы, а здесь говорят, что детей уже нету. И они уже все уничтожены. Погода была пасмурная, тучи шли очень низко. Но здесь, когда вечером стало гореть, и вот это пламя, оно выходило на три метра ввысь».

Убивали без жалости и совсем маленьких грудных детей. Иван Васильевич Чуприн и сегодня без слез не может вспоминать, как у него на глазах эсэсовец убил годовалого ребенка. Схватил за ноги и ударил головенкой о каменную стену, а потом просто отбросил прочь, как ненужную ветошь, туда, где уже лежало восемь таких же крохотных трупов.

«Было это на пороге газовой камеры, перед которой выстроили вновь прибывших в концлагерь заключенных для сортировки. Он вышел, вынес его, да, и не посмотрел, что здесь 1300 человек. Он взял за ноги и ударил о стену. Да, о стену, и бросил. Ну как, я не знаю, я бы никогда кошечку маленькую не ударил бы о землю, не смог бы это сделать, а это же ребенок. Ребенок! Да. Такой маленький? Да, да, маленький, только родился».

Сегодня Освенцим – это ухоженная территория, крепкие добротные здания под уютными черепичными крышами. Внутри блоков – голландские печи, на стенах – обои, европейская цивилизованная чистота и порядок. И смерть, которой пропитано здесь все – камни мостовой, кирпич стен, и, кажется, сам воздух. Обыденное, каждодневное, ставшее нормой существование смерти.

Недочеловеки

Это был ад. А вот сейчас тишина на территории лагеря. Когда здесь были люди в бараках по тысяче с лишним человек, здесь было тихо. Помалкивали. Каждый боялся раскрыть рот, чтоб не попало. А попасть могло за что угодно, даже просто за то, что взглянул в сторону охранника.

Каждый узник при виде человека в немецкой форме должен был остановиться, снять свою полосатую шапку, поднять голову и смотреть в небо. Зачем? Сложно предположить. Вряд ли потому, что фашистов смущали направленные на них взгляды недочеловеков, которые все равно должны были скоро умереть. Впрочем, даже среди охранников в Освенциме попадались разные: кто-то искренне наслаждался жестокостью и своей властью над узниками, а кто-то жалел их, как умел.

«На работу раз привезли, значит. Посты встали эсесовские, а Гаудман был начальник охраны, всегда кричал: «Коммаэр, юнгер», на меня. «Иди сюда, заобермахэн, заобермахэн» (то есть убрать, убрать). И, видать, человек был порядочный, ведь понимал все. Он прикурит сигарету и бросит, прикурит сигарету и бросит, а каждая сигарета сколько стоила? Это порция хлеба. Ну, пайка. Пайка хлеба. Подбирали. Менял свои пайки на сигареты».

Больше всего по воспоминаниям узников зверствовали украинские националисты, которые присягнули фашистам. Именно им поручили охрану периметра лагеря и капо в бараках. Ими, как правило, становились уголовники из числа самих же узников. Сами же фашисты, в основном, занимались тем, что просто планомерно уничтожали узников так, словно имели дело с неодушевленными предметами, а не с людьми.

«Столько было расстреляно. И ставят к стенке, ворота там, закрывался этот двор и ставят, и стреляют. Стена расстрела была. Там много расстреляли людей. В общем, этот лагерь – самое громадное кладбище в мире. Для расстрелов соорудили специальную стену. Сначала кирпич, потом дерево и потом прессованная древесная стружка. Зачем? Боялись рикошета. Техника безопасности. На маленьком пятачке было расстреляно столько, что кровь убитых уже не впитывалась в землю».

Ивану Степановичу Мартынушкину довелось быть среди тех солдат, которые освобождали Освенцим. Наступали отсюда, из Кракова. Несколько десятков километров до лагеря шли с боями больше недели. Фашисты сопротивлялись, яростно давая возможность палачам в Освенциме максимально замести следы.

Освобождение узников Освенцима

О том, что идут освобождать крупнейший в Европе концлагерь, солдатам командование говорить не стало, видимо, чтобы не рвались вперед невзирая ни на что, чтобы избежать лишних потерь.

«Вышли из деревни и прям уперлись в колючую проволоку. В колючки. Смотрим – колючая, огромная, этой самой высоты, стоят эти бетонные, эти столбы с роликами все. Ну, мы думали что-то здесь такое, значит. Вот что-то серьезное какое-то. Сначала наши наступающие части решили, что напоролись на какой-то завод или фабрику, и оказались отчасти правы. Это и была фабрика, фабрика смерти. Здесь встретили небольшое сопротивление противника. Со второго этажа одного из каменных зданий велась пулеметная стрельба. Запросили поддержку артиллерии и неожиданно получили отказ. Нам сказали там, имейте в виду, за колючей проволокой, концлагерь. Там находятся люди. И никакой артиллерийской стрельбы не будет. И, более того, старайтесь сами в перестрелку не вступать, чтобы шальные пули не летели и случайно еще там этих оставшихся узников еще не клали. С группой своих офицеров, мы зашли в лагерь. Когда мы туда вошли, стояла там такая группа. Видно, только почерневшее лицо и глаза – вот такие. Выглядели, конечно, страшно».

Наступающие части Красной армии пробыли на территории лагеря полчаса и двинулись дальше, оставив заботу об узниках медикам и тыловым подразделениям, но впечатлений хватило надолго. Надежда Яковлевна Изволова до сих пор не может без волнения рассказывать о том, что ей довелось увидеть в концлагере Майданек, в котором она оказалась через пару дней после его освобождения.

«Это такое зрелище. Когда подходишь, не думаешь, что там что-то ужасное, потому что кругом цветы. Все цветет, кругом красота, а там бараки эти, и прямо так четкая линия, улица такая-то. Нас приводят к бараку, вы знаете, большой длинный такой барак и наполнен тюками людских волос, понимаете. Я думаю, боже мой, сколько это надо подстричь людей, чтобы так набить этот барак тюками волос людских. Понимаете, это было первое такое потрясение».

Такие же тюки с волосами узников собирались и здесь, в Освенциме. Косы русые, черные, рыжие. Обувь всех размеров и фасонов начиная от детских ботиночек и дамских модельных туфель и заканчивая мужскими рабочими сапогами. А кроме того, целая гора пенсне и очков, еще одна с зубными щетками и расческами. Даже варенье и повидло, которое было у привезенных в лагерь из гетто евреев с собой, собиралось в бочки и отправлялось на гигантский склад, который в Освенциме именовали Канадой.

Поляки, которых среди узников было немало, почему-то считали именно эту страну самой богатой в мире. Утверждение спорное. Но одно можно сказать точно: Канада в Освенциме была действительно местом уникальным. Греческие евреи переехали оттуда богатые.

«Им говорили, чтобы с собой брали все. Все они брали, запекали даже золотые вещи в хлеб и так далее, а там, на этой Канаде, все это сортировали. Только евреи, и вот они в какой-то период отработали там, потом их сжигали, а новых набирали, чтобы некому было рассказать о том, что здесь творилось. Ведь говорили, что тут, на Канаде, хранятся не только никому не нужные использованные зубные щетки и стоптанные башмаки, но и самое роскошное в мире собрание художественных полотен, в первую очередь миниатюр, принадлежавших кисти великих мастеров, а кроме того, коллекция редких и дорогостоящих музыкальных инструментов. Евреи, которых забирали из гетто под предлогом перевода на другое место жительства, брали с собой все самое ценное. А богатых людей и первоклассных музыкантов среди них было немало».

О судьбах многих узников Освенцима нам известно из рассказов очевидцев. Так, о жизни и смерти простой советской девушки Антонины Уткиной рассказала ее подруга Ирина Муллер.

«Тоня попала в Освенцим. Работала здесь на его строительстве и потом ее, как и многих других женщин, заразили дизентерией. И когда болезнь стала губительно проявляться, девушка ослабла. Врач-эсэсовец в блокнотик переписал ее номер и со многими такими же ослабшими девочками Антонина Уткина попала в 25 -й блок. А в 25-й барак – это точно забирали уже в крематорий. Все в Освенциме знали, что дорога из этого барака только одна – сначала в газовую камеру, потом в крематорий».

Ирина, узнав о судьбе своей подруги, решила во чтобы то ни стало перед смертью повидаться с ней, поддержать, утешить. 25-й блок охранял эсэсовец с автоматом, но девушку это не остановило.

«Я говорю, давайте ей хоть еду принесем. Одну пайку выделили, а две пайки на троих разделили.  Я подбежала к этому 25-му бараку. Там окна подбитые эти, решетчатые. Я крикнула: «Тоня, Тоня», а она подошла».

Тоня знала, что ее завтра убьют и попросила подругу только об одном – рассказать родным, как она погибла. Все узницы 25-го барака на следующий день проделали свой последний в жизни путь. И только характерный черный отвратительно пахнущий дым, который валил из труб крематория, говорил о том, что с ними сталось. 25-й блок – женский блок смерти. Ей было 17.

Самой Ирине Муллер тоже довелось пережить немало: голод, холод, тиф, которой пришел в лагерь вместе с диким количеством клопов и вшей. Ирина Арсентьевна рассказывала, их было столько, что воротники хлопчатобумажных курток узников выглядели из-за обилия насекомых так, словно были из каракуля. И все же Ирина каким-то чудом выжила и была освобождена советскими солдатами. Она ушла из жизни совсем недавно. Светлая память ей и другим узникам концлагерей, которые пали от рук фашистских палачей…

Этот памятник восьми тысячам советских военнопленных, которых первыми пригнали сюда на строительство лагеря Аушвиц-Биркенау, сегодня выглядит неухоженным и заброшенным. Туристов здесь нет, никто не приходит, чтобы почтить память погибших.

Российские группы в Освенциме, по словам экскурсоводов, в последние годы, вообще, редкость. Но только возле этого памятника есть надписи на русском языке. Везде в прочих местах на всей огромной территории комплекса лагерей Аушвиц на табличках присутствуют английский, польский, иврит, но только не русский. А ведь русских в Освенциме погибли сотни тысяч.

Именно наши солдаты-освободители спасли тех узников, кому каким-то чудом удалось выжить. 27 января 1945 года к воротам концлагеря Освенцим подошли советские танки. Фабрика смерти была остановлена.

03. 04.2020 21:44

Пожалуйста, авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий.

E-mail:

Пароль:

Забыли пароль?

Регистрация

Также Вы можете войти через:

Я согласен(на) на обработку моих персональных данных. Подробнее

теги:

Аушвиц, концлагерь, фабрика смерти, Освенцим